Виктория Андреянова: "Сидихин, будь сдержанней!"
Сначала было два метра кружева французской фирмы Riechers Marescot. Я нашла его в магазине "Ткани высокой моды". Купила просто так, потому что был красивый кусок ткани. Два метра - это очень мало. Кружево было телесного цвета, стрейч, очень дорогое. Оно пролежало у меня почти год. Время от времени оно попадалось мне на глаза, я примеряла его то к себе, то к коллекции, то к кому-нибудь из клиенток. Если на него кто-нибудь западал, я говорила возбудившейся клиентке: "Ну что вы, к сожалению, вам из этого ничего не получится, его же совсем мало."
Наконец я решилась. Раскроить надо было без остатков, и я придумала модель с вырезом, разрезом и соединением на груди. Предполагалось, что это платье войдет в мою коллекцию для Недели высокой моды. Вышло все по-другому.
Я работала над костюмами к фильму "Осторожно! Женщина!" (потом я присвоила это название своей коллекции). Моделей было штук сорок. Это кружевное платье я приготовила главной героине, ее играла Женя Крюкова, для решающего эпизода. Женя долго не поддавалась. Платье получилось неброское, поэтому требовалась большая внутренняя работа, чтобы прелесть его стала понятна.
Предполагалась следующая сцена: Она (Женя Крюкова) делает Ему (Сидихину) бутерброд со шпротами, которые Он обожает. По сценарию, одна капля масла должна была упасть Ей на грудь, а Он должен был эту каплю стереть пальцем. Предвидя сцену с раздеванием, я усовершенствовала модель платья так, что, потянув за одну лишь ниточку, Он легко добывал Ее из платья. Но этого и не потребовалось. Где-то на десятом дубле со шпротами (я бдительно следила, чтобы кружево не испачкалось) Сидихин, неожиданно для себя, меня, сценариста, режиссера и Жени Крюковой как рванет платье из французского кружева на уровне живота. От страсти. Никто ничего не понял. Получилась дыра. Коллекция осталась без своей сексуальной доминанты.
А какое было платье! Проверила я его на себе. Пошла в нем на конкурс "Русский силуэт". По взглядам чувствую - классное платье. К сожалению, наверное, я чаще чувствую себя дизайнером, чем женщиной. Платье совершило переворот. Я заметить не успевала, как моя рука оказывалась в чьей-нибудь ладони. Обыно мне это не свойственно. И сама я себя вела как будто провокационно, ну, раскрепощенно по меньшей мере. Кстати, это платье, если рассмотреть его поближе, меланжевое. Кружево на самом деле оказалось розово-голубым. Такое вот колдовство. Я, кстати, вынашиваю проект по его реставрации. Вот будет смешно, если к премьере фильма "Осторожно! Женщина!" оно будет снова здорово и вновь окажется в центре внимания. Попрошу Сидихина, чтобы он был сдержанней.
Юлия Далакян: "Одно из двух"
Я придумала его к прошлой осени. В каждой коллекции у меня обычно получаются несколько основных моделей. В тот раз выстраивались пары. Веселое и грустное. Скромное и дразнящее. Роковое и невинное... У него вторым было серо-дымчатое, грустное. В этом - другой смысл. Нежность, впечатлительность, глубина восприятия... Для меня это платье - как бабочка, родилось и выпорхнуло.
Это походило на эксперимент по биоэнергетике и психологии одновременно. Вроде бы все просто. Шерсть, спицы, модель. Но сквозь его полупрозрачную фактуру проглядывало нечто большее, что волновало и заставляло трепетать. Его розово-сиреневый цвет, мягкая форма, короткий рукав и рукавички делали его полусерьезным и желанным. Мне показалось очень правильным такое сочетание: пушистость мохера с нереальностью цвета. Очень совпало.
Все началось с книги Голдинга, в которой говорилось, что у каждого человека есть пара. Твой второй может быть тебе дан от рождения, а может появиться, когда ты уже стар. Приятно не быть одиноким. Здорово, когда любишь ты и любят тебя. Так просто. Так банально. Так глубоко. Всего-то - платье. Одно из целой коллекции, а настоятельно требовало к себе особого отношения. Я назвала коллекцию "Тоничность Антонины". Пусть на время показа, хотя бы на время показа, каждый поймет, что он не одинок.
Я придумала правила игры, которые все усложняли. И к платью-чулку их мохера добавила пояс со шлейфом и юбку из органзы. Сложности казались временными. Захотелось - сняли, потребовалось - одели. Простота, естественно, понятнее. Но если бы не было этих "поддевок" и "крепежей", ушло бы настроение, которое было необходимо, чтобы у платья сформировался характер. А он сформировался.
Саския Вебер, стилист российского Marie Claire, сразу его заприметила. Она предложила французской редакции снять это платье. Потом оно появилось на Татьяне Завьяловой не только во французском Marie Claire, но и в японском, польском, испанском, английском, южноафриканском... Когда мы сделали несколько копий для клиенток, оказалось, что эта простая модель очень восприимчива к характеру, не говоря уж о такой технической вещи, как обволакивание фигуры. Не каждому идет.
Катя Леонович: "Платье для Мадонны"
Сначала я написала: "Живое платье". Гулермо, главный дизайнер итальянского дома моды Gattinoni, гдя я тогда работала, спросил меня, что это значит. Я пожала плечами и продолжала рисовать коллекцию. Сказать пока было нечего. Мы делали весенне-летнюю коллекцию от кутюр 1998 года. Дом Gattinoni любит привлекать спонсоров для показов. В тот раз их интересы совпали с интересами одного из итальянских производителей тканей, который и вызвался выдать нам для коллекции немеряное количество своих тканей. Ткани были не простые, а уникальные. Биозащищающие, влагонепроницаемые, огнеупорные, микробопротивостоящие... Дело в том, что в партнерах у нас оказался знаменитый производитель из бывших военных, то есть модное шоу готовилось в рамках конверсии.
Ткани выглядели чудовищно. (Естественно, мы обязались сделать из них лишь часть коллекции.) Я долго не могла решить, для чего можно использовать такой страшный серый, пусть и с микрофиброй, трикотаж, кроме как для рейтуз дворников. Плюс усталость, которая всегда накапливается к концу коллекции.
Ситуацию могла спасти только форма или декор. Можно было сделать скульптуру. Правда, для нее нужна была бы арматура, что мешало бы движению. Поскольку ткань была еще и стрейч, по закону жанра необходимо было использовать ее сверхэластичность. Я взяла в руки карандаш и как-то бессознательно изобразила свою иллюстрацию к Гоголевскому "Вию". В ногах доминирующей манекенщицы я "запутала" пятерых мужчин, которые словно "прорывались" сквозь ткань подола платья. Наружи были видны только их руки, ноги или головы. Естественно, чтобы все они еще и легко передвигались, пришлось много чего накроить им в форме труб, капюшонов, перчаток и носков. Получилось динамично. Платье стало живым финалом коллекции.
В одном из репортажей его увидел итальянский хореограф, работающий с Мадонной. Он договорился с Домом о продаже платья. Мадонна должна была получать в нем премию "Гремми" - но передумала. Снялась в нем в клипе. Случай с этим платьем очень многое для меня предопределил. О том, что платье было продано звезде за 120 000 долларов, я узнала из публикации в журнале Life. В Gattinoni же все держалось в секрете, и мне не полагалось ни славы, ни премии. Я страшно разозлилась и почти тут же уехала в Москву. Потом я возвращалась и еще сделала несколько коллекций от кутюр и прет-а-порте, но решимость создать свой Дом пришла ко мне именно после этого случая с "Живым платьем".
Татьяна Парфенова: "Идеальное, счастливое, умное..."
Это платье - продукт моего очередного выхода из очередного творческого тупика. Я вообще очень дорожу таким состоянием, когда назад нельзя и ничего не остается, как придумывать и придумывать. Так было в случае с моими двусторонними шалями, так было и в тот раз. Беру лист. Рисую женскую фигуру. Рассматриваю. Делю ее пополам. У меня перед глазами возникает компьютерная сетка. Я продолжаю проводить линии вдоль и поперек женской фигуры. Что это значит и чем это будет, пока не понимаю сама. То, что это платье из квадратов - лишь видимость. На самом деле каждый "квадрат" имеет оригинальную неправильную форму, благодаря чему получается идеально сидящее на фигуре платье.
Теперь это фирменное платье Дома моды Татьяны Парфеновой, основа для десятков платьев, сделанных для наших клиенток. В 1997 году оно победило на конкурсе "Платье года", теперь оно - экспонат Русского музея. Оно было какое-то время в экспозиции - в зале абстрактной геометрии отдела "новейших течений". Теперь в хранилище: набито бумагой, упаковано и дремлет в специальных температурных условиях.
Платье это очень технологично. С тех пор как оно было изобретено, его очередной вариант появляется в каждой моей коллекции вот уже четыре года. Правомерно, наверное, считать его квинтэссенцией конструкторской идеи. Можно сказать, что это идеальное, умное платье. Оно идет всем, кто бы его ни примерил. Любая женщина выглядит в нем стройнее. Размера полтора уходит в неизвестность без диет и утомительных процедур. И еще. Это платье сохраняет божественную откровенность тела. Я знаю, что многие мои клиентки, для которых мы его повторяли, переживали в нем лучшие моменты своей жизни. Безусловно, это счастливое платье.
Татьяна Осмеркина: "Росcия", год 1967-й
Мое поколение модельеров работало совсем по-другому. Мне кажется, попробуй я рассказать молодым коллегам что-нибудь из тех времен, они примут эти откровения с недоверием. Год 1967-й. Общесоюзный дом моделей. Худсовет. Каждый дизайнер представляет по одной модели, в которой воплотил все свои чаяния, надежды, сомнения и мечты. Я тоже показываю всего одно платье и очень волнуюсь. Потому что сделала модель "не по правилам".
Вечернее платье из ткани для верхней одежды - легкой шерсти-букле. Из-за ткани у платья появилась монументальность, а благодаря крою по косой оно стало пластичным. Так что, когда манекенщица Мила Романовская в нем вышла, а делала она это всегда стремительно, платье в движении выглядело еще интереснее. На голову я сделала легкий шарф из шелка, который летел за ней красным облаком.
Впоследствии успех платья отчасти приписывали его идеологическому смыслу - красное значит советское. Я же, работая над ним, изучала древнерусскую обрядовую одежду, так что первоисточником стали культурные традиции из далекого прошлого. Советский Союз жил достаточно изолированно от всего мира. До нас доходила лишь скупая информация о моде других стран. Только, пожалуй, в библиотеке Дома моделей, "театралке" и "иностранке" мы могли посмотреть иностранные журналы. Я, честно сказать, этим не злоупотребляла, мне больше нравилось придумывать свое, а не гадать: совпадет или нет.
В моей работе всегда много значили случайности. Эскиз пересматривался во время примерок. Вот и в тот раз: ткани было мало, поэтому объем рукава определялся прямо на примерке. Когда я увидела восхитительный прямой угол, я решила его почти не видоизменять. Еще оказалась в отпуске вышивальщица, и я придумала использовать пайетки, которые создавали эффект кольчуги. Но это тоже было довольно рискованно, потому что могло быть не понято - слишком много, слишком блестит и что-нибудь в таком роде. Опасения мои не подтвердились, и худсовет принял платье восторженно, с аплодисментами. Директор Николай Николаевич Никифоров произнес, когда его увидел: "Русь". Впоследствии искусствоведы присвоили ему имя "Россия".
На том Международном фестивале мод мы впервые увидели коллекцию Шанель и многих других знаменитых модельеров. До сих пор не могу забыть. В следующем году Дом моделей принимал участие в Международной выставке легкой промышленности в Монреале, платье "Россия" снова открывало показ. Манекенщицы рассказывали мне, что наши эмигранты во время показа плакали. Кстати, о манекенщицах. Органичный образ Милы Романовской очень совпал с моей моделью. На фестивале в этом платье она, как говорят очевидцы, была лучше всех. Потом ее снимал в этом же платье американский фотограф для журнала Look и тоже не мог сдержать восхищения. Съемки происходили в Успенском соборе Кремля. В 1970 году я вступала в МОСХ. Галя Гагарина, моя коллега, пыталась взять "Россию" на время. Оказалось, что платье продано. Кому - неизвестно.
