Такого Чапурин еще не делал. Его новая коллекция haute couture -- это костюмная вариация на тему нашего уходящего века, когда все самое лучшее и худшее уже позади, а что впереди -- никто не знает. Но, что очевидно, вступая в новый век, женщина Игоря Чапурина выглядит королевой.
-- Ты понимаешь, там будут рваные кружева, потертый бархат, жухлые, неяркие цвета, -- говорил он. -- Все дорогое, но как бы очень-очень поношенное.
-- В общем, русские эмигранты в Константинополе? - уточняю я.
-- Да-да, вроде того.
Наш разговор с Игорем Чапуриным состоялся в самом начале августа. Еще до всего -- до всех отставок, банковских обвалов и разорений, которые неизбежно должны были в первую очередь ударить по самому уязвимому у нас и самому ненужному в своем великолепии роду искусства -- по высокой моде. Кому ее теперь носить в России? И кто, главное, за нее будет платить? Но нет, и шьют, и носят, и платят. И первый именной бутик открывается у Чапурина, на Мясницкой, и неутомимый Александр Достман вновь собирает на подиуме в концертном зале "Россия" лучших кутюрье Европы. И затосковавшие было девушки из Red Stars вновь сбивают свои каблуки на бесчисленных кастингах и показах. Жизнь продолжается, господа!
И как наглядная иллюстрация к этому -- новая коллекция haute couture Игоря Чапурина, подготовленная им к нынешней Неделе высокой моды. Самое первое впечатление: тревога, минор, траур. Все оттенки черного, текучие линии, скорбные силуэты с прямыми, гордыми спинами. И вдруг посреди этой панихиды, как короткие ослепительные вспышки памяти -- фирменная чапуринская солома, расшитая стеклярусом и бисером, и цветастый шифон, чуть оборванный по краям. Значит, еще не все в прошлом. "И надо жить, надо жить..."
Ни разу утонченная игла Чапурина-кутюрье не сделала ни одного судорожного движения. Ни одной резкой линии. Игорь и не скрывает, что источником его вдохновения стала русская послереволюционная эмигрантская мода. Даже не столько конкретные имена и фасоны, сколько общий настрой, воздух эпохи, сам женский тип аристократки-изгнанницы. Женщины, которая появляется, чтобы исчезнуть, чтобы никому и ничему не принадлежать. Случайная спутница, таинственная странница на дорогах жизни. Это не дива из Orient Express, обвешанная жемчугами, как в последней коллекции Гальяно, и не румяная матрешка в бриллиантовом панцире от Фаберже, как у Юдашкина. Женщина Чапурина давно рассталась со своими жемчугами и выменяла Фаберже на хлеб, но ничего в ее облике это не изменило. Та же королевская осанка, те же насмешливые, много повидавшие глаза, то же умение, закутавшись в старую шаль или потрепанное пальто, выглядеть неотразимой.
Впрочем, у чапуринской героини есть и реальный исторический прототип -- княгиня Ирина Голицына, знаменитая итальянская модельерша, под чьим покровительством он делал свои первые шаги в большой моде. Девятилетней девочкой она оказалась на том самом последнем русском корабле, который отплывал из Новороссийска в неоглядную эмигрантскую даль.
"Дрожит пароход, стелет черный дым. Глазами широко, до холода в них, раскрытыми смотрю. И не отойду. Нарушила свой запрет и оглянулась. И вот, как жена Лота, застыла, остолбенела навеки и веки видеть буду, как тихо, тихо уходит от меня моя земля". Так описала свое расставание с Россией Тэффи в своих мемуарах, а спустя десятилетия Игорь Чапурин рассказал о нем в своей коллекции.
-- Голицына вспоминала, что, когда уезжали, надевали то, что не жалко, сохраняя лучшую одежду для возвращения в Петербург (они не оставляли этой надежды) или для Парижа: какие-то персидские шали, бальные платья, атласные туфли, лаковые штиблеты. Вот и мне хотелось, чтобы и сейчас на подиуме возникло ощущение какого-то последнего табора. Но не цыганского, пестрого, крикливого, а скорее петербургского, безмолвного, с преобладанием тусклого осеннего цвета, цвета ненастья, неуверенности и тревоги.
Когда мы говорили с Игорем в октябре, он еще не знал, каким будет финальное платье его коллекции, будет ли это белое платье невесты или черное платье вдовы. Но финальная мизансцена виделась ему как у Чехова в "Трех сестрах": женские пепельно-траурные силуэты, застывшие вместе, как на групповом семейном портрете, в предчувствии скорых перемен, накануне разлуки. "...Придет время, все узнают, зачем все это, для чего эти страдания..."
Не будем утверждать, что именно так когда-то одевались русские аристократки. Чапурин вовсе не иллюстрирует прошлое и не театрализует историю моды. Он создает свою моду для нашего времени и для наших женщин, искренне восхищаясь их всегдашним мужеством и умением жить и оставаться прекрасными.
