— Константин, как все начиналось? Откуда появилась мысль заняться моделированием?
— Все получилось очень спонтанно. Я закончил харьковское художественное училище — тогда это было одно из самых сильных учебных заведений на территории бывшего Советского Союза. Когда приехал в Петербург поступать в Академию художеств, был очень удивлен, увидев работы ребят, которые закончили аналогичные учебные заведения в других местах: кто эти люди и что здесь происходит?
Однако учеба в Петербурге у меня не сложилась: проучившись два года на факультете теории истории искусства, осознал, что это — не мое… (Вначале собирался поступать на живопись. Но когда присмотрелся чему и как здесь учат, понял что вряд ли узнаю что-то существенно новое — буду лишь шлифовать уже полученные знания и навыки.)
В то же время — всегда, сколько себя помню — во всех конспектах рисовал на полях каких-то мальчиков-девочек, какие-то шмотки… В школе, в училище, в академии, в харьковском университете, где год проучился на экономическом факультете, — это проходит через всю жизнь. К счастью, вовремя понял, что лучше быть хорошим дизайнером, чем плохим экономистом.
После армии пытался заниматься бизнесом. И хотя с финансовой стороной дела было все в порядке, постоянно чувствовал, что должен делать нечто совсем другое… И в определенный момент так сложилось, что рядом появились люди, которые меня подтолкнули: сделай коллекцию! Будет конкурс харьковских модельеров — покажись! Я сделал десять моделей. Показал. Был фурор. С этого все и началось.
Не могу сказать, что с тех пор все катится по инерции — в нашем случае это невозможно, все идет скачками. Сейчас временное затишье — в работе два проекта, коллекция, есть очень интересные клиенты… Мы работаем над выпускными вечерами, поэтому я весь в вечерних платьях — шелк, парча, гипюр — все это я очень люблю… Но — чувствую — именно сейчас готовится почва для нового, качественного, скачка. Мне уже нужен Киев — в Харькове тесно. Хочется обрастать бутиками, ставить готовые линии… «Королевство маловато — развернуться негде!» Получится ли — не столь важно, важен сам процесс.
— Творчество — больше процесс, чем результат?
— Мне очень нравится работать над коллекцией. Иногда бывают состояния — мгновенные, секундные — когда ты исчезаешь, растворяешься в коллекции: тебя нет, но есть эти вещи, этот ряд.
Мода — синтетический вид искусства: здесь работает не один дизайнер, здесь —конструктора, портные, модели, хореографы, режиссеры, звук, свет. Когда ты теряешься в этом процессе, как капля в океане, — это такое наслаждение!.. Главное — вовремя вынырнуть и на всех рявкнуть.
— И модельер — дирижер над этим оркестром…
— Так принято считать. Но мне иногда нравится отпускать ситуацию и наблюдать за ее самостоятельным развитием. Взять, к примеру, ситуацию с фонограммами. В первую очередь при подготовке к показу меня спрашивают о музыке — как будто это самое главное — и уже несколько лет подряд она появляется без малейших усилий с моей стороны за день-два-три до показа. Я, ничего не предпринимая, просто говорю себе, что в любом случае музыка появится — и она появляется. И каждый раз это какая-то бомба.
Происходят интересные вещи. Мы используем очень яркие, запоминающиеся мелодии… Судите сами — в 2000 году мелодия, взятая нами для показа, буквально через пару месяцев появляется в рекламе пива… Мы показываем в Москве коллекцию волынского льна под аккомпанемент Горана Бреговича — и после этого через месяц-два я слышу в каких-то клипах, фильмах его музыку. В этом году мы использовали композиции двух французских групп — сделали некий микс — и спустя немного времени их мелодии встречаются мне на каждом шагу. Возможно, это совпадения, но очень уж частые…
Та же ситуация в другом: сделали мы показ в «Метрополе» — и все теперь делают показы в «Метрополе», сделали показ в «Венском доме» — и все стали делать там показы…
— Возможно, потому что к определенному моменту вы стали неким эталоном?
— Думаю, дело не в эталоне… Но определенную рекламную функцию мы несем — и, наверно, так должно быть. Это правильно.
— Создание коллекции… Подразумевает ли оно под собой некий образ?
— Вы задали очень сложный вопрос — заглянули в самую суть процесса. На таком вопросе можно выстроить цикл лекций и, кстати, он и читается — в Сан-Мартини, в Лондоне…
Мне как дизайнеру, работающему в области, которую мы условно называем модой, очень повезло — со временем. Я не смог бы работать в 50-е годы, 60-е, 70-е… даже в 80-х или 90-х было бы трудно. Тогда существовал диктат: длина, объем и прочее — все прописано под каждый сезон. Дизайнеры шпионили друг за другом: кто, что готовит к новому показу. Все это имело огромное значение и каждый уважающий себя человек этому следовал.
Сегодня мир изменился. Мода интересует только домохозяек и глянцевые журналы — потребителей этого продукта и тех, кто его анализирует или критикует. Это они выстраивают тенденцию. Дизайнера сейчас это не волнует. Иногда складывается так, что одни и те же концепции просматриваются в коллекции одного сезона — и это нормально, потому что идеи витают в воздухе, мы только успеваем за них цепляться. Не говоря о том, что все очень предсказуемо: если сейчас в моде короткие юбки — именно сейчас, в условной моде, созданной глянцевыми журналами и магазинами — я утверждаю, что дизайнеры делают юбки длинные. И даже это не совсем верно: сегодня ни один дизайнер, и я в том числе, при создании коллекции не планирует делать все юбки длинными или короткими, или все брюки — только определенного кроя и не иначе. Мы делаем то, что хотим. Сегодня важна индивидуальность самого дизайнера, его видение одежды. Почему сегодня на таком гребне японцы? Потому что это совершенно «окрема думка», это совсем не то, что делают все остальные. Хотя и они уже сегодня приелись: все эти трансформеры и вещи, которые сильно изменяют привычный силуэт, отходят в прошлое. Сегодня модельеры настроены на то, чтобы минимумом средств достичь максимум выразительности.
Мы приходим к аристократичному минимализму. И это, наверно, хорошо. Это глобальное направление. А его контексты — это огромный коридор. Плюс то, что эклектика перестала быть ругательством. В XIX веке за нее исключали из той же питерской Академии художеств — важнее всего была цельность стиля. Сегодня смешение стилей всеми только приветствуется, потому что стиль — одно из конвенциональных понятий, один из комплексов, стереотипов. А стереотипы рано или поздно надоедают, это естественно.
— Очередная коллекция — откуда она возникает? Есть ли какой-то реальный прототип, который ее порождает?
— Мне очень смешно, когда я слушаю комментарии (особенно этим грешат изначально галантные французы), где модельеры говорят, что, создавая коллекцию, они думают о какой-то женщине. Это очень примитивный пиар, но старушка Европа не может так просто отказаться от своих традиций…
На самом деле ни один дизайнер никогда не думает ни об одной тетке. Нам по большому счету безразлично, какой будет та женщина, которая это оденет. Конечно, хочется, чтобы она была и умница, и красавица, и высокая и так далее, но все мы думаем, прежде всего, о вещах — интересно создавать что-то новое именно в этой области, потому что люди те же, а вещи — другие. На того же человека одеть новую вещь, по-другому покрасить, причесать — это же так интересно! Игра такая. Эта деятельность вообще — такая развлекалочка: здесь не надо напрягаться, не надо страдать… Единственная проблема наших дизайнеров — это закомплексованность людей, особенно наших. Потому что наши мужчины зациклены на том, что все должно быть очень прилично (этим, кстати, они очень британцев напоминают), чопорно — и очень стараются, хотя у них плохо получается. Забрать бы у них эту респектабельность, которая скучна, как штаны пожарника!.. Наши женщины зациклены на комплексах своей внешности, фигуры… «Как бы мне выглядеть помоложе?» — говорит мне 23-летняя девочка! Приходит клиентка, которая божественно сложена в свои 60 лет — просто Матильда Кшесинская! — и говорит мне: «Я такая толстая...» Этот бред уже осточертел…
У нас все время стараются все приталить, затянуть… Но ведь эти проблемы можно решить другими способами — и прекрасно выглядеть! Очень сильно забито сознание лишней, ненужной информацией и мыслями о себе, любимой… Нельзя так часто глядеться в зеркало! Хотя бороться с этим бесполезно — поэтому я пришел к выводу, что нужно соглашаться с клиентом, продолжая делать что хочешь, — и в итоге он все равно окажется доволен полученным результатом.
— В какой момент пришло такое понимание?
— Эта истина пришла случайно. Как-то, читая Андре Моруа «Жизнь Дизраэли», я обратил внимание на такой момент: на вопрос как ему удалось столько времени ладить с такой тяжелой женщиной как королева Виктория, Дизраэли ответил: «Я никогда не говорил «нет», я иногда забывал…» Почему-то во мне это отложилось. И очень помогает.
А что касается тем коллекций, сложно сказать что-то определенное. Последняя была построена на том, что среди очень удобных штанов, рубашек, блузок (шмотки вообще должны быть удобными) появляется такой декор, как мужские трусы-бриф.
Почему? Я шью себе килт и мне говорят: зачем ты это делаешь? В нашей лесополосе это не поймут — какой смысл? И я начинаю всем доказывать, что юбка — чисто мужской вид одежды… В то же время в какой-то книжке мне встретились слова Петра 1 на смертном одре: «Отдайте все…» Мне это так понравилось: тетки уже забрали мужские пиджаки, брюки, рубашки, галстуки — все забрали. Хорошо, и трусы отдадим…. Тут же я смотрю утром какую-то случайную программу, где речь идет о женском фетишизме: некие москвички, оказывается, носят белье своих мужей — одна одела сверху сарафанчик, забыла об этом и так и пошла в гости… И оп-па! Коллекция родилась. И вот на женских топах появляется карман в виде таких аппликативных трусов, на женских майках с бретельками внизу появляется такой декор…
Сейчас работаю над коллекцией: много рисую, еще не поймал основной линии, но знаю, что она придет — все приходит в процессе. Постичь умом, какой будет следующая тема — невозможно. Она приходит спонтанно. А если не приходит, я воплощаю свои идеи и называю это «Сезон осень-зима-столько-то»!
— Создание коллекции к очередному сезону — это «обязаловка»? Или поток мыслей, который во что-то выливается?
— Для звезд — французов, англичан, японцев — на сегодняшний день, безусловно, да, «обязаловка». Но им проще — они окружены огромным количеством ассистентов, которые в какой-то степени подхлестывают их, подсказывают, помогают. Эти люди находятся в одном поле с дизайнером и им проще подсказать ему какие-то идеи. А я все делаю сам, поэтому по большому счету прекрасно отдаю себе отчет в том, что я звездочка, а не звезда. И когда слышу: «О, мэтр украинской моды!», отвечаю: «Я — деци-мэтр». Поэтому мне проще: хочу — буду делать, не хочу — не буду (многое и от денег зависит). Из Синдиката высокой моды или Лиги дизайнеров меня за это не исключат, я могу себе позволить роскошь маленького безделья — и иногда это делаю. Был период, когда года два я работал только на клиентов — это было тогда интересно и очень нравилось — небольшой творческий кризис, что естественно для любого художника. Но потом это все прорвалось необычными мужскими проектами, которые я очень люблю делать. Две мужские коллекции уже есть — надеюсь этим летом сделать еще одну.
— Какие коллекции больше нравится создавать — мужские или женские?
— Дело не в том, что больше нравится. Иногда я больше чувствую себя мужчиной, иногда — женщиной. В жизни появляются какие-то конкретные образы. Одно из последних сильных впечатлений — Эвита Перон. Я жил с этой женщиной, я спал с ней, ел, я думал вместе с ней… Возникло желание что-то делать… Но когда начал — увидел, что делаю стилизацию, и сразу от этой затеи отказался: неинтересно повторять то, что уже было, неинтересно даже играть какими-то нюансами, которые уже были в моде. Создавать ради этого коллекцию — бессмысленно. Возможно поэтому, когда я смотрю на коллекции некоторых моих коллег, в частности, украинских, — вижу, что ради 90% этой одежды даже рисовать бы не сел. Хочется говорить что-то новое.
— Насколько это дорогое удовольствие — новая коллекция?
— Дорогое. Во-первых, качественные материалы всегда недешевы. Благо, мы третья страна, поэтому те же итальянцы с удовольствием отдают нам стоковые ткани, с которыми можно работать. Во-вторых, дорог труд людей, которые у меня работают — профессиональные конструкторы, портные. Каждая модель — это эксперимент, и, безусловно, их работа должна нормально оплачиваться. Кроме того, существуют и необходимые сопутствующие материалы: подкладки, клеевая, фурнитура, прочее — все это «тянет» не меньше, чем сама ткань. Да и организация фэшн-шоу — дорогое удовольствие.
— В работе с клиентами — всегда ли есть желание работать с каждым, кто к вам обратился? Бывает ли, что приходится отказать человеку и почему?
— Мне очень нравится начинать работать с незнакомыми людьми — я сталкиваюсь с чем-то мне абсолютно неизвестным, с «терра инкогнита». Очень нравится постепенно узнавать человека. Я счастлив, когда приходит новый клиент и говорит: «Костя, мне нужны просто брюки. Да — прикольные, да — необычные, да — креативные, но — просто брюки». И мы делаем брюки. Если он придет второй раз, значит, ему понравилось — и это самое главное. Человек должен чувствовать себя комфортно в любой ситуации. Тогда с ним можно продолжать работать и постепенно двигаться: к примеру, через две вещи мы создаем вечерний туалет. Такое развитие событий мне нравится.
Бывают ситуации, в которые я регулярно попадаю в период выпускных вечеров: приводят незнакомую девочку, и моя задача — сшить ей платье на выпускной. Надо сделать сразу «бомбу», в которой не стыдно было бы получить «Оскар» в виде аттестата или диплома. Вот здесь начинается легкое дрожание рук: выпускной в отличие от свадьбы бывает раз в жизни. И девочка эту память должна пронести через всю жизнь и даже внукам своим показать, какая она была красивая. Это огромная ответственность. Но тут начинается спорт — преодоление препятствий, и это мне тоже нравится. За те десять лет, что я занимаюсь одеждой, отказать клиентам довелось один или два раза — не в силу антипатии, а ввиду невыполнимости поставленных передо мной задач.
Можно слегка — за счет линий, цвета, кроя — визуально изменить параметры фигуры в стороны того эталона, которому человек хочет следовать. Но когда приходит ко мне «колобок» и говорит, что ничего не будет с собой делать, а моя задача — сделать ее высокой, стройной и элегантной… Это не ко мне, а к хирургу. Я не обижаюсь (такая ситуация не затрагивает мое эго), я понимаю: что бы ни сделал, таким человеком это не будет воспринято позитивно. Зачем же создавать такой стресс всей моей команде?
В работе с клиентами, особенно когда складываются долгие отношения, меня в первую очередь воспринимают как личного психоаналитика. Но мне очень нравятся ситуации, когда приходит клиентка и говорит: хочу шелковый сарафанчик. Я ей отвечаю: солнце мое, ну покрути месяц обруч — давай сформируем талию, сделаем платье «по косой» — это будет смертельная вещь! Бомба. Харьков упадет, лошади будут оборачиваться. И она это делает. Вот когда есть такое партнерство — это супер. Когда ты не просто за одежду деньги платишь, а я еще и могу научить тебя, что нужно сделать для того, чтобы ты была красавицей — это идеальные отношения. Для таких людей одно удовольствие что-то делать и придумывать.
Кроме того, я заинтересован в том, чтобы мои клиенты были гармонично, красиво сложены — не потому что легче работать со «швабрами» (конечно, на «швабру» что ни накрути — красиво будет). А потому что расширяется спектр моих дизайнерских возможностей. Я могу делать разноплановые вещи. Потому что есть фигуры, на которые можно одеть только вещи определенного стиля — и все. Это трагедия.
Подчас это интересная задача: когда сделал уже массу всего для человека, исчерпал всю палитру, а надо найти что-то новое… Тут очень важно умение расслабиться — и оно рухнет на тебя само. Но может и не рухнуть.
— В работе с клиентом — проникаете в мир человека, его характер, образ жизни?..
— Нет, я перестал этим заниматься. В начале пути я пытался мыслить подобными категориями — понять все о человеке, его образе жизни. Как-то даже интересовался у одной респектабельной бизнес-леди на каком месте в машине она обычно сидит — впереди или сзади. Тогда для меня это было существенно: места впереди всегда больше, а это важно учитывать при работе с натуральными тканями, которые сильно мнутся. Все это казалось важным.
Сейчас я угадываю — что должно быть. Информация приходит как будто извне. Возможно, потому что я перестал оценивать клиента. В этом плане я благодарен предыдущему году — мое мироощущение, миропонимание очень сильно изменились… Фраза Христа «Не судите, да не судимы будете» всегда казалась мне наполненной глубоким смыслом, но когда я стал заниматься медитацией, понял истинное значение этих слов: дело не в собственных грехах, а в самом сознании. Когда отключаешь в себе опцию все оценивать, приходит глубинное понимание вещей — и не никаких вопросов и ответов. Надо просто расслабиться, прожить с этим образом и начинать рисовать, наблюдая за ним. Очень интересные вещи получаются. Если раньше я делал 5—6 эскизов для клиентов и они мучались, не зная что выбрать, то сейчас я делаю всего 1 эскиз — и он нравится! Получается как раз то, что нужно. (Конечно, в процессе воплощения вещи в жизнь могут происходить какие-то изменения, но они незначительны — это нормальный творческий процесс.) И если полностью соблюдаешь это правило, получаются очень интересные, грамотные, стильные вещи и человеку в них удобно, он чувствует родство с ними… Когда моя клиентка говорит: «Я вытащила куртку, которую мы с тобой бог знает, когда пошили, и ношу ее, не снимая», — вот это настоящее наслаждение. Любому дизайнеру, и мне в том числе, нравится быть вне времени, делать вещи, которые не привязаны к конкретной сегодняшней тенденции. Потому что, хотя моды как таковой и нет, тенденции все же прослеживаются.
Конкретный пример — сегодняшнее харьковское течение: чем больше ремешков, пряжек и змеек, тем круче. Я совершенно намеренно этого избегаю. И когда приходит человек с просьбой сделать нечто подобное, отвечаю: «А смысл? Это продается везде — от «Барабана» до бутиков. Давай сделаем что-то другое! Да, оно будет непохожее, но оно будет тебя украшать, это будет только твоя вещь». Хотя, конечно, если человек настаивает — иду навстречу его желанию.
— Когда вы лично и вся ваша команда работаете над созданием не просто одежды, а позитивного образа конкретного человека — такое не может пройти для него бесследно, в его жизни обязательно должны произойти какие-то положительные перемены…
— Немногие люди в состоянии это услышать. Мы живем в сумасшедшем ритме, нам некогда прислушиваться к тонким вибрациям — у нас куча дел, проблем… Очень часто человек не в состоянии оценить эту информацию. Но иногда она приходит извне. Мы ведь живем в очень маленьком городе, где все друг друга знают, особенно VIP-класс. И можно о ком-то услышать от третьего лица: «Ой, ты знаешь, она в твоем платье была такая потрясающая, к ней клеились все мужики!..»
Впрочем, некоторые чувствуют это сами. Могут прийти и рассказать: «Ты пошил мне такое чудное платье для коктейля — я познакомилась с таким замечательным мальчиком и вот — сейчас удачно выхожу замуж!»
Я убежден: все, что мы вкладываем в вещь для клиента, несет в себе очень мощный положительный заряд. Никто не заболел, не рухнул бизнес — как раз наоборот. Хотя, возможно это и не будет длиться вечно…
— Но может быть и нет? Ведь все, что делается с душой, всегда представляет собой Вещь, мимо которой нельзя пройти равнодушно…
— Безусловно. Дело в том, что (возвращаюсь к тому, что сейчас стараюсь делать вещи без души — то есть не привнося в работу внутренние конфликты, присущие каждому человеку) я пытаюсь в работе стать абсолютной пустотой, которая должна наполняться только любовью, потому что ничего иного в космосе, кроме любви не существует. Хотя и это все условно. Что бы мы ни делали — для меня важен момент работы: образец стежка, линия кроя, что-то такое… Это невыразимые вещи — когда человек говорит, что в моих вещах ему легко, тепло, удобно, хорошо, что в них он чувствует себя моложе… Не потому что я такой хороший. А потому что столкновение с любым творчеством на тонком плане оказывает на человека очень благоприятное воздействие. Издревле считается: зрелый человек молодеет, когда пишут его портрет — картина берет на себя часть его старости. Это не Оскар Уайльд придумал — он просто придал древнему поверью литературную форму…
— Работа работой, но отвлечься от нее иногда совсем не лишне. Как любите отдыхать?
По-разному. Я на работе практически не устаю. При том, что у меня огромное количество клиентов, встречаться с ними я очень люблю — по разным причинам: кто-то сам по себе интересный человек, кому-то мы делаем вещи интересные, нестандартные. Большинство людей приходят для того, чтобы получить нечто обыденное. Да, это должна быть красивая ткань, качественный пошив, уникальная модель… За чем-то «отмороженным» приходят единицы — вот этих людей я и жду. С ними работать — одно удовольствие!
А что касается отдыха за пределами работы — либо диван с очень умной книжкой, либо компьютер с очень умными собеседниками, либо выезд куда-то за пределы Украины: для меня очень важен момент визуализации — видеть, чего-то касаться…
В этом плане порадовала последняя поездка — в Египет. Я впервые оказался в ситуации, когда все можно трогать руками. Каирский музей, одно из самых больших собраний египетских древностей… В Лувре, в Британском музее попробуйте хоть раз дотронуться до какой-нибудь статуи — все очень плохо закончится. А там проблем нет: трогай все, что не за стеклом. Золота Тутанхамона за стеклом, конечно, не коснешься. А все статуи, бюсты — пожалуйста, трогайте! На Рамзесе палец стерт: считается издавна, что если потрогать его за большой палец — это принесет счастье. Все — пальца нету. Его стерли. Единственное (!) дошедшее до нас изображение царицы Хатшипсу — все остальные изображения единственной женщины-фараона уничтожены — стоит: пожалуйста, трогайте, наслаждайтесь! Никто и слова никогда не скажет.
В этой поездке я понял, что Северная Африка для меня оптимальное место жительства — везде, где удалось там побывать, мне было хорошо. В Европе не так. Единственное место в Европе, которое могу приравнять к Африке по собственному ощущению комфортности — юг Испании. Но Африке все же лучше.
— А насколько вам комфортно здесь? Харьков — родной город?
— Насколько он родной, я, как правило, понимаю, когда долго в нем отсутствую. В моей жизни такое было только раз, когда я служил в армии на далеком севере (в Архангельской области — прим. авт.). Вот когда я действительно понял, насколько он родной. Хотя, пока здесь нахожусь, меня не покидает ощущение, что я в гостях.
На самом деле, как любого нормального человека, меня здесь держат мои родители, ребенок, друзья — с этим полем у меня Харьков ассоциируется, прежде всего. Не говоря о том, что в здесь я имею наглость считать себя модельером № 1. Как раньше говорили Румянцев-Задунайский, так и я — Пономарев-Харьковский…
— Если в какой-то момент — ни в коем случае не в результате каких-либо трагических обстоятельств — это окружение исчезнет… Насколько долго Константин Пономарев—человек продержится здесь, в этом месте?
— Знаете, я пришел к выводу, что везде в состоянии адаптироваться. Конечно, люди — это очень важно. Мой круг общения очень тесен, и я в него очень неохотно пускаю новых людей — очень долго «принюхиваюсь»… Несмотря на то, что, как мне кажется, я человек достаточно открытый, коммуникабельный. Я никогда об этом не думал, да и думать не хочется — эта реальность важна окружающими меня людьми, с которыми я дружен… Не хотелось бы это потерять. Место не имеет значения. У меня огромное количество однокурсников в Европе, Канаде, Америке… Мы переписываемся, ездим друг к другу в гости… Я знаю одно: если я окажусь в каких то лучших, более комфортных, более перспективных условиях, я сделаю все возможное для того, чтобы перетянуть их к себе.
— Что такое для вас комфорт?
— Не так много на самом деле. Мне достаточно, чтобы был хороший шампунь, кондиционер, фен, горячая и холодная вода, нормальный санузел, чистые шмотки, большая постель…
Ужасно хочется большую молодежную квартиру-студию. Сегодня мое ощущение комфорта связано именно с таким образом. Не дом (хотя в таком случае можно было бы иметь собственный бассейн), а именно такая квартира — это на первом месте.
— Что в такой квартире больше привлекает: простор или возможность пригласить большое количество друзей?
— Во-первых, возможность привести туда «толпу», во-вторых — большое пространство. Я, к сожалению, редко бываю в центре, но, когда попадаю на площадь — просто балдею…
Нас когда-то привезли в Севилье на самую большую площадь в Испании. Когда мы туда ехали, гид-испанец все время рассказывал, какая она огромная, что она — одна из самых больших в Европе, что сейчас мы все обалдеем от этого простора… И когда мы, большая группа харьковчан, наконец вышли из автобуса на эту площадь, хором подумали: «Это что? Вот этот пятачок — это площадь???» Да, она очень красивая, обрамлена портиком колонн … но с нашей — не сравнить. Я вообще мечтаю попасть на площадь Тянь ань Мэнь...
— А какие еще мечты есть? Не абстрактные, а конкретные?
— Мы сейчас задумали совершенно потрясающий конкурс. Беспрецедентный. Когда мы (даст Бог, у нас все получится) о нем объявим — мир вздрогнет. Ничего подобного еще не было. Это тот случай, когда Украина может еще раз прозвучать на весь мир. Сегодня все мои мысли, все силы, весь креатив, на который я способен в организаторском смысле, связаны именно с этим мероприятием.
Дальше идут какие-то вещи, которые могут исполниться или нет с разной долей вероятности — я не сильно привязываюсь к конкретным мечтам. Большой дом. Машина — такая, которую я хочу. Предпочитаю либо очень маленькие, либо очень большие машины — но в те самые маленькие, которые мне нравятся, я с трудом влажу. Самые большие — это очень дорого и они не такие уж красивые. Хотя — дайте мне «Хаммер» и я его разрисую!
Страшно хочу в Грецию — но это скорее не мечта, а желание. А мечтаю, скорее, об Индии и Японии. Периодически фантазирую о том, что под конец жизни уеду в Тибет и гори оно все огнем! Но и это не мечта… а такие эротические фантазии: мысли о том, чего бы хотел, но вряд ли сделаю…
